Трихотилломания - моя суперспособность! Видео-интервью с пациентом.

Всем доброго времени!
Меня зовут Оксана Коновалова я психотерапевт и специализируюсь на работе с людьми страдающими трихотилломанией. В этом видео мы посмотрим интервью с моей пациенткой. Её зовут Виктория она нам расскажет что ей помогло справиться с трихотилломанией, что позволило не возвращаться к этому снова и снова, какие из использованных методов сработали, а какие нет.

Оксана:
Виктория, вы у меня проходили психотерапию по запросу «как избавиться от трихотилломании». Давайте дадим какие-то вводные для наших возможных будущих зрителей. Расскажите об этой проблеме, как как она у вас развивалась, что-то что считаете важным.

Виктория:
Мне 31 год живу в Москве, родилась Хабаровске, но переехали мы давно. Трихотилломанией я страдаю с детства. Началось это все где-то в районе 11 лет. Сначала это было не совсем осознанно то, что я делаю, потому что я не могла, себе признаться и окружающим. Я помню, когда до меня дошло, что я делаю то есть это было настолько страшно, необычно. Я думала, что я какая-то не такая. Я не признавалась родителям. У нас был достаточно долгий период хождения по всем врачам трихологам, дерматологам и прочим врачам, т.е. меня пытались лечить от всевозможных алопеций. Но попался один, прозорливый врач, который попросила выйти родителей и со мной проговорила минут пять. Какое-то доверие моё завоевала и она меня спросила - «Ты это делаешь сама?» Ей я почему-то тогда призналась. Я говорю - «Да». Она говорит - «Боишься сказать родителям?» Я говорю - «Да». И тогда пригласила потом моих родителей как-то так их подготовила к этому, к признанию, скажем так.
Помню, как ехали в машине потом обратно. Родители ни ругали, ни кричали — ничего такого не было. Наоборот, я вдохнула полной грудью, мне стало тогда так легко в этом плане, что моя тайна, уже раскрыта и нечего больше бояться. И она [Дерматолог] тогда дала контакт психолога, это психотерапевт скорее больше был. C того времени, наверное, начался мой путь проживания этого заболевания и дальнейшей работы с ним.

Оксана:
Вы потом пошли к этому психотерапевту?

Виктория:
Мы потом пошли и это был гипно-метод. Это я потом об этом узнала. Он погружал меня в состояние глубокого расслабления. То есть это было похоже на трансовое состояние. Сначала со мной обсуждал какие-то события моей недели, потом, было это глубокое расслабление. Потом я, собственно, говоря выходила из него и, таким образом, проходил наш сеанс. Мы встречались сначала где-то два раза в неделю, потом раз в неделю, потом раз в две. То есть по уменьшению шли сеансы и мне это помогало. То есть, мои вот эти действия с волосами происходили всё реже и реже и потом уже было все хорошо.

Оксана:
Виктория, сколько вам было лет?

Виктория:
Это был уже наверное класс 8-9, то есть где-то 14-15 лет.

Оксана:
И как проявлялось трихотилломания? Вырывали, скручивали волосы?

Виктория:
Я вырывала их. Судя потому что я вырывала их с 11 лет, у меня была полностью, лысая зона затылка. Где-то по бокам там оставались волосы, но я носила платок. То есть получается в 7-8 класс я ходила в школу с платочком. То есть во всех публичных местах у меня была покрыта голова, чтобы не было видно, что у меня нет волос. После сеансов у меня прекратились действия и, волосы начали отрастать. На конец девятого класса уже полностью все нормально было с волосами.

Оксана:
А что происходило потом?

Виктория:
Потом мы прекратили занятия. Мы оставили раз в три месяца, раз в полгода такие контрольные, скажем так, сеансы. Все было хорошо до, где-то, 20 лет. То есть где-то 4-5 лет ТТМ себя не проявлял. И в 20 лет, началось заново. Но это уже было более осознанно, естественно, потому что я знала что это такое. Я уже понимала, что я делаю, но справиться с этим самостоятельно не могла. Всячески пыталась себя контролировать, заматывать палец на руке, ещё что-то, но все равно, мозг, моя психика находила вот эти моменты, когда моя бдительность спит, и это происходило.

Оксана:
То есть я правильно понимаю что вы использовали тогда только барьерные методы? В психотерапию не пошли?

Виктория:
Я пошла чуть позже, сначала это были попытки бороться с этим барьерными методами, блокировать это все дело. Потом, у меня сестра начала заниматься психологией. У нас в семье, скажем так, появилось это веяние, и я тогда пошла к психологу. Это был гештальт-терапевт. Она сказала что, это не её профиль, но попробовать можно. Мы тогда с ней начали заниматься, прорабатывать. Это было абсолютно другое, а не то что я проходила ранее. Здесь мы больше работали с эмоциональным состоянием, с моей тревожностью, моими ситуациями обиды, злости, гнева, всяческими их проявлениями. Мы достаточно долго с ней работали - где-то полтора года, каждую неделю был сеанс. Не могу сказать, что мои действия с волосами были прекращены. Нет. Они стали какие-то более волнообразные, то есть в какой-то момент было лучше, в какой-то момент было хуже и такое вот раскачивание было.
В какой-то момент, я поняла что не выходит. То есть, то зачем я туда пошла, оно не прорабатывается. Более того, я поняла что ответственность все-таки за вот это действие не у меня, а у кого-то других. Потому что мама пыталась со своей стороны контролировать. Были вопросы — «А как у тебя?», «Покажи», «Давай посмотрим». Ответственность за ситуацию с волосами была переложена, либо на психолога, либо на родителей, либо еще на кого-то, но не на меня. И когда прошли эти полтора года, я поняла что не идет что-то. Это не заканчивается, то есть мое состояние более-менее стабильное, но оно не прекращается. Я все равно вырываю волосы, мне их все равно на голове не хватает. И я все равно испытываю это состояние стыда — хочется как-то прикрыться, закрыться от окружающих. Я не могу носить прически какие хочу и, на удивление, когда я попрощалась с психологом у меня прекратилось желание вырывать волосы. Я тогда как будто силы почувствовала, в том плане, что я этим могу управлять и уже с тем багажом и со всеми знаниями, как мое эмоциональное состояние очень сильно влияет на эти действия. Я начала уже сама всячески прорабатывать и ловить эти состояния моей повышенной нервозности. Тогда я осознала, что это очень сильно связано. Я отрастила волосы и у меня все стало хорошо и замечательно. Но все равно оно дальше стало проявляться через три-четыре года. Разное происходило в жизни, какие-то конфликтные ситуации были, семейные разборки были, и расставания, встречания, сорвавшейся замужество было. Я так полагаю что это было просто крайней степенью моей беспокойности внутри, которая запускает этот механизм.

Оксана:
Что потом произошло? Я пытаюсь восстановить хронологию. В 20 лет получается гештальт терапия, около 1,5 года прозанимались, потом остановились, потом 3-4 года ремиссия. Вам сейчас 31 год, это значит, что еще есть какой-то кусочек когда вы пытались что-то с этим сделать, как то, либо самостоятельно, либо еще с кем-то?

Виктория:
Да был еще один специалист, когда у меня был период, когда произошло расставание—разрыв отношений с молодым человеком. Мы готовились к свадьбе, там было предложение и все прочее.
Я в тот период начала вырывать волосы, но я к ней пошла больше не из-за волос, а из-за моего эмоционального состояния, связанного с разрывом отношений. Это был, скажем так, какой-то экспресс курс. Я, буквально, неделю к ней походила — день через день. И после этого успокоилась морально по поводу отношений. Наверное, благодаря моему более стабильному состоянию, у меня пропали, приступы ТТМ.
Прошло еще года два и вот она[трихотилломания] вернулась и я с этим жила наверное года два, то есть опять всячески пыталась сама справиться своими методами барьерного характера, эмоциональные проработки. И я бы это назвала так, что я на дно опускалась потому что, вроде я понимала что надо что-то делать с этим. Я понимала что какая-то работа с психологом на время помогает, то есть это немного депрессивное апатичное состояние. Я уже не верила, что я с этим как-то справлюсь и более того, я все таки то воспринимала раньше, как некую болезнь, скажем так, опухоль. Я должна было от этого излечиться и избавиться. В этот момент когда ты понимаешь, что это заболевание с тобой будет на всю жизнь, что ты будешь такой, что тебе не светят красивые волосы и все такое. Депрессия, по факту, была.
Я катилась, катилась так вниз до периода, когда я все-таки нашла в себе какие-то силы — я начала копать, рыть информацию, литературу читать по ТТМ, всевозможные статьи, сайты, там разные методы предлагают, какие-то клиники и так далее. В какой-то момент, я нашла ваш сайт. На котором, я прочитала его от начала до конца, поняла, что это совершенно другой способ работы.

Оксана:
Чем он отличается?

Виктория:
Он отличается тем что: Во-первых это заболевание не воспринимается, как заболевание. В плане, что это не какая-то опухоль, которую надо вырезать и выкинуть.
Это прорабатывается — такая дружная жизнь. С этим можно жить, что не надо от этого прям избавляться. Наоборот это надо принять и, более того, здесь применяются разные методы, чтобы менять сознание.

Этого не было ранее при работе с психологом. Они больше прорабатывали эмоциональное состояние, когда что-то там происходит. Я думаю - всю жизнь что-то будет происходить, трагедии случаются, случается расставание, встречание, подруги уходят, приходят и всё прочее. Нельзя же все время допускать, чтобы это возникало. Значит надо менять что-то в голове у себя мысленно. И это я увидела в описании вашего сайта, о том что вы работаете в когнитивном методе, эмоционально образная терапия. Я поняла, что мне надо и более того я помню, как я написала вам письмо. Я очень долго пыталась понять, как его написать — крик о помощи или какое-то сухое деловой письмо.
И что у меня поразило, так это анкета, как собеседование, мне понравилось что это настолько серьезный и взрослый подход. И это не было так, что я решу все ваши проблемы, вы только придите. Нет, здесь вы смотрите на то, реально человек готов работать над этим, готов ли он тратить ресурсы — временные, денежные, духовные, человеческие. Это не просто так и заполнив эту анкету я, на самом деле, чек-лист вообще для себя сделала, в кучку собрала вообще всю свою историю. Мне это понравилось.

Оксана:
В общем вам анкета понравилась. Анкета во многом психотерапевтична, но не многие её, кстати заполняют. Многих это пугает, слишком много информации надо о себе в письменном виде изложить. Очень многих это пугает, но вы справились хорошо — запомнили эту анкету. Я помню, у меня не было сомнений по вашему случаю.

Виктория:
Потому, что я докатилась уже до дна. Я понимала и была очень серьезно настроена на работу.

Оксана:
Виктория, помните какие первые ощущения от психотерапии уже со мной?

Виктория:
Это было как инсайты. Я такая - «Боже, у меня столько заданий!» Я сама должна погружаться, работать. У меня было столько восхищения от того что, это не просто терапия — поговорили о чем-то моём и забыли, а то что у меня есть домашнее задание, то что я должна проработать те или иные моменты, в зависимости от темы нашей сессии.
Когда я начала это делать у меня там инсайт, здесь инсайты какие-то. Я чувствую, что я разбираю какие-то свои завала, пласты. Я, более того, понимала, что это совместная работа, то что я работаю, то что ответственность у меня, и это было для меня просто открытие. То, что меня там лечат как-то успокаивают, нет, здесь вообще была кардинально другая история. Я беру ответственность за то, что я прорабатываю. Мы вместе что-то разбираем, но все равно я понимаю, что все зависит от меня. Мое мышление и то, что я делала упражнения, то что я понимала как со скрипом, жутким скрипом но у меня двигается что-то внутри, двигается у меня лично. Раньше это вообще не было ни в одной терапии.

Оксана:
Это важно, потому что психологи многие, в силу того что помогают ситуативно, как вы рассказываете, они так подсаживают на терапию. Человек уже понимает, что вот у меня что-то случилось, мне же нужно опять идти к психологу и так до бесконечности. Иначе без психолога моя жизнь уже не так. Здесь же мы с вами учимся делать так, чтобы вы мыслили самостоятельно, чтобы вы абсолютно самостоятельно в дальнейшем могли функционировать и сталкиваться с этими проблемами.

Виктория:
Я все-таки считаю, что когда ты ходишь к психологу чисто как за костылём каким-то, что-то случилось пойти разобрать, чтобы тебя успокоили и расставили все там по полочкам. Все время будешь хромать опираться на эту палку, а здесь у меня было ощущение, что я выкинула этот костыль. Да я плохо хожу, кривая-косая, еще что, но я хожу сама и с каждым разом я хожу лучше и лучше. И как бы было больно, потому что во всем этом ковыряться и погружаться — это не легко. Это реально больно, страшно. Ты ворошишь всё, я ворошила всё, начиная с детства, все ситуации. В каких-то моментах, даже было больно там себе в чем-то признаться. Это, действительно, процесс когда человек выкидывает костыли, ему больно ходить без них, но с каждым разом это происходит лучше и боли меньше.

Оксана:
Как вы очень классно аналогию подобрали. Вы просто ходите все лучше и лучше и лучше. И сама — это самое важное. Виктория, у нас так получается, что многие люди страдающие трихотилломанией, потому что сейчас в данном контексте именно про нее ведем речь, не доходят до какого-то логического завершения психотерапии. Могут походить, например, один месяц становится легче, и они забрасывают. Либо наоборот считают, что ему уже легче не станет и тоже забрасывают.
Что вас вообще сподвигло посвятить психотерапии сколько времени — больше полугода. Мы с вами заниматься начали летом. Сначала мы с вами занимались раз в неделю, потом мы с вами начали более поддерживающий характер - раз две-три недели. Вот собственно, что вас сподвигло продолжить?

Виктория:
Наверное то, что я понимаю, что самая крутая работа происходит, тогда когда ты переступаешь свой страх, барьер какой-то. Потому что тоже, возможно, здесь мой некий предыдущий опыт сказывается. Я понимала, что терапия не может быть за месяц, это не может быть вот так вот, как пилюльку съел там, что-то помогло и ты бросаешь это дело. Как говорится, самое вкусное находится на дне и поэтому я помню, мы тоже с вами это проходили, когда у меня было сопротивление делать те или иные задания.
Я знала, что страх он там, больно там, но если я туда пойду, это будет наилучшее вообще решение какое я могу сейчас принять. И только там будет мой шанс, не могу сказать, что это выздоровление, потому что я сейчас уже не считаю это какой-то болезнью, там будет находиться мой ресурс.

Оксана:
Выход на новый уровень.

Виктория:
Да, выход на новый уровень. Я должна сейчас что-то преодолеть, мне будет больно, когда я что-то буду делать, какое-то задание, мне будет трудно еще то, но пройдя это я становлюсь ещё лучше внутри себя. Я теперь знаю, что с этим делать. Это как раз, мне кажется, месяца два, наверное только разбирали мои завалы.

Оксана:
Да, приоритеты выставляли. Выясняли собственно, что там, сколько нам предстоит вообще предстоит разобрать, пласт работы определяли.
Виктория, помните что вообще, в принципе, в психотерапии вам больше всего, например помогло, либо может быть какие-то задания, особенно вам запали в душу? Вот что-то такое, что может быть прям выстрелило в вас именно конкретным, причем только в вас, потому что у всех людей может быть по разному, вот что-то такое можете вспомнить?

Виктория:
Я помню первое очень интересное задание было — это проработка основных страхов: страх потери, страх близости и что-то мы еще делали.

Оксана:
Страх одиночества, страх смерти, страх потери контроля.

Виктория:
Я помню что был очень крутой период когда я просматривала всю свою жизнь на предмет этих страхов. Это на очень многое мне открыло глаза. Потому что как-то не задумываешься об этом, то есть что лежит в основе твоей той же самой нервозности.
Потому что нужно знать в лицо все свои страхи, только так ты можешь понять, из-за чего ты переживаешь, из-за чего ты нервничаешь в той или иной ситуации. Это страх потери контроля сейчас или страх одиночества или угроза или страх смерти. Что больше меня триггерило и мы каждый день сталкиваемся с какими-то ситуациями и я теперь, когда что-то такое происходит, я теперь понимаю, почему я начинаю волноваться, и я теперь могу это вычленять из общей массы моих каких-то огромных мыслей. Вот эту из бесконечности текучести дня, вычленить и понять, что тут мне что-то как-то не очень, а почему не очень, а что не очень и дальше. Как раз идет проработка тех упражнений которые мы делали - ABC анализ, когда мы там на события, которые не можем повлиять, я придумала 10 и более разных вариантов моего реагирования на это мысленно. Это очень крутая была практика потому что сначала - «Господи, как это можно по-другому воспринимать! Да нет же, это же так и есть». Т.е. когда начинаешь уже сознательно писать, возможно даже какой-то бред, какую-то чепуху, как кажется, ты начинаешь свой мозг тренировать вариативности. И получается что на ситуацию ты можешь посмотреть под разными углами. И это совсем не какой-то глобальный ужас и что произошло, с этим можно работать, на это можно как-то по-другому смотреть и градус моего невроза очень сильно снижался.
Я думаю что это как раз и был некий ключик к моей работе с моим состоянием. Оно не сразу проходило, т.е. ситуация происходила неделю назад и я могла всё это время нервничать и только через неделю мне доходило, что я нервничаю по той ситуации. И когда я её разложила, проработала с разными там техниками, она перестала меня волновать. Я не нервничаю — все хорошо и это то состояние когда ты понимаешь, что тебя отпустило.

Оксана:
Виктория, у вас очень интересное понимание вообще трихотилломании сложилось после психотерапии, которое вам сейчас действительно очень помогает. Поделитесь с нами, расскажите как вы ее понимаете? Вы сказали, что это не какая-то там раковая опухоль, что вы имели ввиду?

Виктория:
Это было просто не знаю потрясающее мое осознание. Я помню что я очень долго плакала, когда до меня это дошло. Это были слезы, не знаю какой-то такой радости, счастья, потому что я все это время считала что трихотилломания, моё состояние, как заболевание. Я не принимала его в себе. То есть я пыталась все время от этого избавиться, что что-то не так, что я какая-то не такая - во мне какая-то ошибка, что такого не должно было произойти и все прочее.
Действие рождает противодействие и я когда поняла что «это моя палочка—выручалочка», что это мой какой-то «маячок—фонарик», который как раз мне сигнализирует в те моменты когда мое состояние внутреннее, оно начинает уже быть в красной зоне. Когда уже состояние вот такое, когда ты не смотришь в себя, ты начинаешь жить на автомате, реагировать на автомате. Если мы этот момент пропускаем, то начинает быть наше вырывание действия. Я поняла, что это какая-то реально «моя суперспособность» которая дает понять когда моя психика, нервная система уже в нагрузке сильной и мне нужно наоборот посмотреть внутрь себя. Понять, а что не так, соединиться со своим внутренним я и как раз побыть в себе. Проработать, а что тебя волнует, как ты себя чувствуешь, почему страшно или ты переживаешь.
Это осознание было такое потрясающее, я перестала ощущать, что со мной что-то не так. Я наоборот поняла, что это моя суперспособность. Я помню когда я встретилась с подругой и рассказала ей - «Ты прикинь, у меня есть суперспособность, у меня внутри фонарик, который зажигается, когда мне становится чуточку плохо. По какой-то там причине, и я могу на это реагировать и понимать что, что-то не так и прорабатывать».
Оксана, Я поняла, что все это время, сколько получается с 11 лет - 20 лет, я жила с ощущением что это что-то не так и, буквально, месяца четыре назад я поняла, что это моё, моё родненькое. То есть я перестала бороться с этим и после этого момента я перестала вырывать волосы окончательно. То есть мои приступы, они исчезли от слова совсем, потому что я перестала с этим бороться.
Просто вот все всегда говорят, примите свою болезнь, примите ситуацию, еще что-то, это так на самом деле сложно. Это легко сказать, но сложно сделать. И вот когда этот момент происходит, я считаю это как раз то зачем мы этим занимаемся.

Оксана:
Сейчас, можете дать, уже с высоты вашего нового уровня понимания трихотилломании, жизни с ней, некие такие советы для наших возможных слушателей. Потому что девочки из группы поддержки, которую я веду просили задать вам некоторые вопросы. Может быть что-то уже обговорили, но такие кратенькие советы все-таки в ответ на эти вопросы.
Очень интересует, первое - рассказывали ли близким, как вообще решились на это?

Виктория:
Как раз в тот период, когда я считала это заболеванием я не рассказывала, то есть знали мама, папа, сестра. По сути, только семья, подруги, еще кто-то не знали. Я им не признавалась, не говорила потому что стыдно - это же заболевание какое-то. Сейчас я абсолютно открыто любому могу об этом сказать, потому что это моя суперспособность.
Раньше было дико страшно, потому что это был какой-то изъян, я себя инвалидом каким-то ощущала. А у нас такое социальное мышление, что инвалид это какой-то не такой. Раньше не могла об этом сказать, сейчас да. Более того, я когда с Денисом, с молодым человеком моим, познакомились у меня была трихотилломания, но она такая была - не особо заметная еще по волосам. Денис не знал и не догадывался. Мой опыт скрывания многолетний не проймешь. Я ему рассказала об этом и это было такое чувство, такое сердечное признание. Это было схоже, мне кажется, как люди признаются в убийствах каких-то, такое очень тяжелое. Это было как раз такое чистосердечное признание о заболевании, о том что я с детства страдаю неизлечимой болезнью, ну и дальше по тексту. А сейчас я понимаю, я по-другому абсолютно об этом сказала бы - вообще ни разу не стыдясь и ни разу не испытывала бы чувства вины.

Оксана:
Как он отреагировал?

Виктория:
Он отреагировал понимающие. Он сказал, чтобы я не переживала, что ничего страшного, что он меня любит любой, не важно с волосами, я или без. Когда сказала ему это, после этого мне намного стало легче, схоже когда родители об этом узнали, что вот это некий такой груз как будто падает с плеч.Ты понимаешь что ты не должен скрываться, не должен как-то маскировать, что ты такой какой как есть, потому что здесь начинается твоя свобода.

Оксана:
Виктория, следующий вопрос. Как так продержаться чтобы не случилось срыва? Потому что многие девочки также работают над этим, вроде бы взяли под контроль. Вроде бы держатся и держатся там две недели, например, у кого-то месяц, потом срыв. Возможно, у кого то больше, меньше периоды, но срывы возникают.

Виктория:
У меня такое происходило, когда я применяла блокирующие методы: заматывание пальца, вот этот вот жесткий контроль - дневник, когда ты записываешь каждый случай, еще что-то прям прописываешь и так далее. Это тоже такой контроль, ну скажем, как собака на коротком поводке.
Насколько я для себя это понимаю - надо работать с состоянием, которое приводит к этому действию. И только так ты учишься ловить это состояние, когда оно возникло, когда ты стриггернул на что-то внешнее. Это надо прорабатывать. Если ты это проработаешь, у тебя приступа не будет. И только с проработкой внутреннего состояния, ты перестанешь это делать. Тебе просто твой мозг даже не будет давать сигналы рукам трогать волосы. Тебе это не надо. Ты учишься по-другому.

Оксана:
Как вы поняли что вас триггерит?

Виктория:
Я понимаю, что я чувствую внутри. Вот это состояние, когда нервозность повышенная, когда ты переживаешь. Мы же понимаем трихотилломаны, что дальше последует, мы знаем это состояние, когда у тебя точка кипения и вот вот уже сейчас все взорвется. Ты не должен доводить до этой ситуации. А если произошло — не надо себя корить, надо просто стараться в следующий раз словить это состояние на подлете.

Оксана:
Как давно вы перестали себя корить? Как давно у вас пропало, это чувство вины перед собой за то, что вы это делаете?

Виктория:
Наверное, с нашей работы - полгода назад, когда я погрузилась в то почему это происходит, к чему это ведет, на что это влияет. Как только ты понимаешь, что здесь твои вины нет, что здесь на самом деле. Твоя психика так в детстве, у нее не было других инструментов, по факту, я нашла такой выход, как сбрасывать пар. И да к этому привели разные события, у кого-то семейные какие-то истории, еще что-то, но по факту, никто не виноват в этой ситуации. У тебя мозг нашел такой способ. Ты выживала благодаря нему. Ты не сошла с ума, ты не стала наркоманом, еще кем-то. Это многого стоит что возможно, слава Богу, таким методом у тебя все происходило, не каким-то другим, более страшным со страшными последствиями. Ты принимаешь, говоришь «Спасибо», что так и учишься это принять. Вся наша задача научиться это принять, научиться принять и работать с этим состоянием. Я когда это поняла что ни мама, ни папа не виноваты в этом, ни кто-либо еще. Это событие произошло и произошло - мой мозг так сделал выбор. У меня перестало быть чувство вины за это.

Оксана:
Замечательно, Виктория. Ну и последний вопрос. Посоветуйте еще может быть что-то, что-то хотите добавить, сказать людям, которые пока только на пути, на пути к своему пониманию трихотилломании, избавлению, в их понимании, от трихотилломании.

Виктория:
Я бы советовала не бояться пути, каким бы он сложным ни был, на первый взгляд, и кажется что дорога холмистая и низинная. Что даже в падении, когда ты - «все, у меня ничего не получается», ты начинаешь вырывать волосы. По факту, ты опускаешься на вот это дно, но от него можно оттолкнуться и как раз у тебя аккумулируется, какая-то сила, когда ты понимаешь, что все, так дальше не может быть, и ты отталкиваешься, и ты с новыми силами идешь наверх. Это так и должно быть вот эти все процессы они так и проходят.
Главное — не бросать этот путь и знать, что ты когда узнаешь свой страх в лицо, он перестанет тебя страшить, и ты придешь к внутреннему осознанию, примирению с трихотилломанией. Я надеюсь, что у всех девчонок будет вот это чувство осознания, что это не болезнь какая то, что это действительно, наша суперспособность, такая подсказочка нашей психики, нашей системе о том что тебе нужно - просто обратить внимание на себя, почувствовать, остановиться, замереть в моменте, и осознать, что с тобой происходит, почувствовать тело. Потому что ритм жизни очень сейчас большой и все те кто живет в Москве это как колесо бесконечно крутящееся. И мы не осознаем что мы чувствуем, чего мы хотим. Хотим пить, хотим я не знаю, уйти вообще от разговора с этим человеком, например, который раздражает или еще что-то. Мы этого даже не понимаем. Вот для этого нам и нужна трихотилломания.

Оксана:
Виктория, спасибо вам огромное, что вы согласились вообще на это интервью, что вы такая смелая. И согласились еще на публичное воспроизведение этого интервью. Я уверена, что это поможет многим девчонкам, и не только девчонкам. Кстати, многие мужчины тоже с этим сталкиваются. Их процент меньше, но также они присутствуют, к сожалению, в этой категории людей страдающих трихотилломанией. Действительно насколько я могу судить по группе поддержки, всем очень интересны другие истории, потому что все очень хотят послушать, как у других, взять что-то для себя, узнать то-то для себя — это важно.

Виктория:
Важно то, что вы это делаете, потому что я только в прошлом году нашла вас, потому что ранее я не встречала группы по трихотилломании. Я не встречала именно такого информационного места, сообщества, где я могу туда прийти со своей проблемой и открыто среди таких же как и я, все это обсудить, узнать что я не одна. Есть группы алкоголиков, наркоманов там, еще кого-то, а вот такого сообщества, где ты можешь быть самим собой, обсудить все свои этапы прохождения, пообщаться, узнать что как, что делать. Вот это общее единое пространство очень помогает.